Нет пути назад или дальше молчать нельзя?

Хоть и с небольшим опозданием, нахожу интересным блог Олега Козырева – автора серии эссе «Дневник замерзающего москвича».

Ниже публикация – реакция на разброд и шатания российской оппозиции после смерти Бориса Немцова.

_______________________________________________________________

День, когда не стало оппозиции

Это был самый обычный день. Такой же, как все. Ни громов, ни молний, ни землетрясений не было. Так же светило солнце, так же шумела дорога под окном, так же напевало бессмыслицу радио. Ничто не предвещало добра.

Эшник Потопный покупал у мороженщика свое любимо эскимо перед походом на работу. Застройщик Заводов прикидывал, сколько чоповцев придется нанять для вырубки очередного сквера. Политолог Шариков перечитывал новый текст, доказывающий, что к нашествию Чингисхана на Русь причастны американцы. В общем, все было как всегда. Одна Россия придумывала, как устроить посадку России другой.

И вот именно в этот день исчезла вся оппозиция. Вообще вся. Даже самые маломальские гражданские активисты каких-нибудь региональных групп протеста. Не то испарились, не то вознеслись, не то эмигрировали, не то ушли в леса, не то и не было их вовсе.

Сейчас уже точно не ясно, кто первым заметил то, что оппозиции больше нет. Кажется, первым был все же застройщик Заводов. Спилил он одно дерево – тишина. Спилил еще десять – молчание. Никто не возмущается, документов не спрашивает, перед техникой не встает. Застройщик аж глазам не поверил. Ни одного возмущенного жителя. Красота! На радостях застройщик даже в реку мусор выкинул, чтобы уж точно насладиться моментом.

Эшник Потопный в этот момент уже стоял перед привычной дверью семьи оппозиционера, а двери-то и нет! Стена сплошная. Везде в подъезде двери, а тут – стена. Исчез оппозиционер. Эшники и к тому в квартиру бегут, и к другому – нет оппозиционеров, хоть ты тресни. На звонки не отвечают. В прослушке не слышны.

Дальше встревожился ФСИН. Ни одного политзаключенного, ни в тюрьмах, ни в колониях, даже в СИЗО – нет и все. Это конечно было самое страшное. Погоны ж посрывают за такое, а ну как сбежали?

Политолог Шариков в шоке – его текст никому не нужен. Оппозиция исчезла – некем больше пугать народ. В офисе движения Антишайтан паника. Чьи портреты рисовать? Кого ненавидеть? Все к Шарикову подбегают, ищут совета, а тому нечего сказать. Скейтер Окулист в растерянности трет кожаную косуху. Клуб скейтеров Олени, похоже, в пролете. Против кого пробеги устраивать? Против кого хрипеть в микрофон?

Телевизор в тревоге замер – про кого теперь врать?

По всей России началась вольница. Чиновники воруют – сколько хотят. Застройщики вырубают и сносят, что хотят. На дорогах правил никто не соблюдает. Надо врачей уволить – увольняют. Надо школы закрыть – закрывают. В заповедниках охотятся все кому не лень. Ни одного возмущения, ни одного препятствия нет.

А все же как-то не то.

Вроде уже и дышать нечем от загрязнения, а все же не дышится вольно. Уже кажется и полиция может творить все, что хочет, а и в этом какой-то отрады не наблюдается. Вроде уже и всю страну угробили и в шубохранилища затолкали, а все радости нет, все нет какого-то счастья.

Собрались тогда все, кто хотел, чтобы оппозиции не было. И решили кого-нибудь из себя на роль оппозиции назначить. Вот хотя бы движение Антишайтан. Шариков и Окулист вроде и хотели отказаться, но тогда б они реальной оппозицией стали, а оппозиции-то реальной и нет. Так что пришлось им быть преследуемыми, сажаемыми, ругаемыми.

Звучало конечно и предложение попробовать не преследовать и ненавидеть, а поработать. Но так как оппозиции не было, то работать кому не нашлось. Да и зачем? Нет ведь оппозиции.