Владимир Жмак: о том, как «отбил» Саакашвили у КГБ и стал его замом

В начале июля губернатор Одесской области Михаил Саакашвили выбрал себе первого заместителя. Им оказался его давний товарищ – бизнесмен Владимир Жмак, которого характеризуют как эффективного управленца.

Сам уроженец Киевской области персона не публичная. Про людей такого типа говорят self-made man.

Владимир Жмак родился в 1964 году в Чернобыле, в семье юриста и журналистки. Позже семья переехала в столицу. Закончил школу с золотой медалью, но в вуз не поступил. Пошел работать регулировщиком радиоаппаратуры в НПО «Каскад».

За плечами Жмака – два года войны в Афганистане, ранение и награждение орденом «Красной звезды». После армии он оканчивает ВУЗ и организовывает с коллегами собственную юридическую фирму. Позже вместе с однокурсниками и друзьями буквально с нуля создавал компанию «Киевстар». Жмака, работавшего с 1997 по 2010 годы, сначала членом Совета директоров, а затем советником президента, в компании называли «совестью Киевстара». До событий Майдана он не участвовал в политической жизни страны, все время отдавая бизнесу. Редакция 368.media встретилась с новоиспеченным чиновником, чтобы узнать, для чего он выбрал эту стезю. Отметим, что беседа вышла довольно долгой.

- Многих интересует, как человек, который всю жизнь занимался бизнесом, вдруг решил стать чиновником?

- Этот вопрос мне задавали многие, и на собеседовании в администрации Президента, в том числе. Вообще-то, мне и раньше предлагали несколько государственных должностей, руководителя Госфининспекции, например, но я их находил очень «кабинетными». А на предложение возглавить Госрезерв ответил: «Ребята, может, мне сразу пойти в тюрьму посидеть немножко?». Однако с моим назначением на пост заместителя губернатора вышла абсолютно другая история. Мишу (Михаил Саакашвили – Ред.) я знаю уже тридцать лет. Мы знакомы с 1985 года, когда поступили на факультет международных отношений и международного права Киевского университета. Я – после Афгана, а он – после школы.

- У вас была разница в возрасте?

- Ну да, мне тогда был 21 год, Мише – 17. Я был уже достаточно опытный, повидавший кое-что в жизни, и практически уже ничего не страшившийся после Афганистана, а он – еще практически школьник. Но мы быстро подружились. Миша часто рассказывает историю, как я отбивал его от КГБ, которое «наехало» на него из-за открытой поддержки академика Сахарова и распространение «антисоветских материалов». После первого курса Мишу забрали в армию и мы не виделись до прошлого года. Каждый занимался своими делами. Он – политикой, а я все время был в бизнесе. Мы встретились вновь на Майдане в феврале 2014-го. В мае я поучаствовал в выборах в Киевсовет, и полученный опыт еще раз подтвердил, что политика – это не мое. Хотя Миша и убеждал меня в обратном. Но влезать в политические и бюрократические игры было для меня категорически неприемлемым, и я отказывался от всех предложений.

- Однако, долго держать оборону вам не удалось…

- Прошел год. Саакашвили часто бывал в Киеве. Мы встречались, обедали, ужинали. Он приезжал к нам домой с семьей. И однажды Миша говорит: «Что ты думаешь, если я пойду в губернаторы Одесской области?». Я в ответ спросил: «А что же ты не пошел в вице–премьеры?». Он говорит: «Первый вице–премьер – это должность такая, портфельная – с большим портфелем, но с нулем полномочий. А здесь есть возможность что–то сделать». Ну, я и сказал: «Если у тебя будут полномочия, у тебя будет бюджет, если у тебя будет мандат на перемены, тогда давай». На следующий день получаю вечером sms-сообщение: «Не хочешь сменить место жительства и переехать в Одессу?». Я спрашиваю: «В качестве кого?». Ответ: «В качестве моего первого зама». Я показал переписку жене, которая тоже знает Мишу с 1985 года, и она сказала: «Понятно, что ты не откажешься».

- Выходит, что не отказались…

- Знаете, все люди по своей натуре созидатели. Если бы мне было 60 лет, то я, скорее всего, от своей должности президента компании с хорошей зарплатой, социальным пакетом, служебным автомобилем с водителем и тому подобным, не отказался. Мне 51 год и я считаю себя еще достаточно молодым. Поэтому я не колебался, ведь такая возможность предоставляется раз в жизни. Миша тоже говорит о том, что у него уникальный шанс – сделать из Одесской области успешный проект новой Украины.

- Для одесситов вы человек новый и раньше вы не были публичным, поэтому могли бы вы рассказать о том, откуда вы родом?

- Я родился в Чернобыле. Мои друзья шутят, говоря, что я человек, у которого скоро не останется земляков. Из города я уехал, когда мне было семь лет. Мой отец тогда работал прокурором Чернобыльского района, а в 1971 году его перевели в Киев на пост прокурора Киево-Святошинского района.

- Отец был прокурором, но вы попали на Афганскую войну. Как это случилось?

- Обычно мои поступки в жизни вызывают такого рода вопросы. Почему я отказался от хлебной должности и уехал в Одессу, почему при отце прокуроре я попал в Афганистан? Так меня воспитали родители. Да и прокуроры тогда были другие… Мой отец знал, что я ухожу в армию, но не знал, куда. В 1982 году я получил повестку и пошел в военкомат. Вообще меня первоначально направляли в спорт–роту, так как я играл в футбол, и я должен был попасть в Днепропетровск. Однако путь туда проходил через Черкасский сборно–пересыльн ый пункт. В такие места приезжают «покупатели» из воинских частей и забирают призывников по своему усмотрению. В Черкассах за нами должны были приехать из Днепропетровска. Но так как «покупатели» из Узбекистана приехали раньше, то они забрали абсолютно всех, кто был на пересылке, в Термез. Погрузили в поезд. Проехали Донецк, проехали Волгоград, проехали Ургенч, проехали степь, пустыню и приехали на берега Амударьи. Потом, когда мы уже прибыли, стало понятно, куда нас собираются направить.

- Страшно было?

- Невозможно бояться того, чего ты не знаешь.

- Война ведь шла уже три года?

- Это была еще неизвестная война. Не то, что сегодня – информацию можно получить прямо с фронта. 1982–й был третий год войны, и советское общество знало только то, что наши солдаты в Афганистане высаживают деревья, строят дороги, раздают гуманитарную помощь и помогают мирным дехканам вспахивать поля. Это так же, как сейчас представляют войну в Украине. Методы пропаганды остались те же. Большинство россиян считают, что их армия у нас не воюет. Так было и в советское время. Потом, когда начали приходить гробы, а они приходили все чаще и чаще, то появились сомнения в правдивости официальной информации. Но в 1982 году еще не было такого понимания.

- Как вы в Афганистан попали?

- Мы приехали в Термез, где провели на полигоне два с половиной месяца. Меня готовили, как артиллерийского разведчика–корре ктировщика. После Термеза нас привезли в Самарканд. Там посадили в красивый самолет ТУ-154 со стюардессами, которые нам подавали лимонад. Приземлились в Кабуле, где нас всех построили на «взлетке», и сказали: «у кого фамилия от А до К – налево, а у кого от К до Я – направо». От «А до К» погрузили в МИ–8 и отправили в Баграм. А те, кто от «К до Я», остались в Кабуле, и дальше их уже разбрасывали по разным городам. Нас же, по прилету в Баграм, из «вертушек» пересадили в БТРы и повезли куда-то по пыльной дороге. Перед отправкой в Афган нам только вкратце рассказали о ситуации в стране. Вспоминаю эту историю с улыбкой. Напутственную речь держал капитан, которому после ранения поручили опекать новобранцев. Он рассказывал об обычаях страны, укладе жизни афганцев и прочее. Так вот, на прощание он нам сказал такую фразу: «Ребята, в Афганистане, конечно, постреливают, но, в принципе, везде можно жить. В Кабуле останетесь – там вообще спокойно. И в Шинданде нормально, и в Джелалабаде. Но есть одно гиблое место, постарайтесь туда не попасть. Это – Панджшерская долина и примыкающая к ней печально известная «Чарикарская зеленка». И вот мы едем, сижу я в БТР и смотрю в стрелковый лючок. Проезжаем колоритный восточный город, прямо как в «Клубе кинопутешествий» – красочный базар, женщины в паранджах, шум, гам. Я у командира и спросил: «Товарищ старший лейтенант, а что это за город?». А в ответ: «Так это ж Чарикар, гори он синим пламенем». Вот тут-то я и начал прозревать. А когда мы в полк приехали, то прозрел окончательно.

- На вас напали?

- Нас построили перед штабом, который на пригорке стоял. Выходит командир полка и говорит: «Здорово, сынки! Поздравляю вас, вы попали в 108-ю дивизию – самую боевую дивизию 40-й армии. А в в этой дивизии вы попали в самый воюющий 177-й мотострелковый полк. И здесь из вас, сопляков, мы сделаем настоящих солдат». И в это время начинается обстрел. Сначала пулеметный, но, так как мы были в «мертвой зоне», то очереди уходили поверху, никого не задевая, а потом и минометный. И комполка подал свой командный голос: «В укрытие!». Прятаться пришлось не долго, так как наша гаубичная батарея тут же дала ответный залп. А потом нас снова построили и начали спрашивать, кто в чем разбирается. Тех, кто в телевизорах – отправили в роту связи, тех, кто пониже ростом – в танкисты, несмотря, кто чем занимался в учебке. Пришел командир разведроты: «Черноволосые и крепкие, шаг вперед! Упор лежа принять, отжимаемся. Сколько можете, по максимуму». Вышло человек восемь. Один закончил, второй закончил, ну я был более-менее спортивным и закончил последним, вместе с еще одним парнем из Черниговской области. Капитан скомандовал: «В разведроту! А то у меня там людей уже не осталось, нас же во все дыры посылают». Но тут возмутился командир артдивизиона, которому корректировщик огня был нужен позарез, и забрал меня в дивизион. Правда, затем меня все же прикомандировали к разведчикам. Вот так я два года и провоевал.

- Как считаете, то, что сейчас в АТО похоже на Афган?

- В отношении настроений местного населения – похоже, а вот по организации боевых действий – рядом не стоит. Планирование операций не поддается никакой критике, что и выражается в таких печальных итогах, как Иловайск, Дебальцево и другие. Наше счастье, что с другой стороны картина очень похожа. Если у нас бардак, то у них – в два раза больший. Ни для кого не секрет, что основная проблема на полигонах, куда собирают мобилизованных – уберечь их от «зеленого змия». Солдаты, которые сейчас находятся в АТО, остались без дела. У меня племянник – спецназовец, говорит, что боевых задач нет. Бойцы просто «дуреют». Не зря в советской армии основная задача была занять чем-то бойца.

- Был офицерский костяк, который «долбил» солдат?

- Причем очень грамотно. Советские офицеры – это очень высокий уровень подготовки. У нас, к сожалению, армию довели «до ручки», на тысячу солдат генералов больше, чем в любой стране мира.

- Вы после армии решили поступить в университет?

- В Киевский государственный университет им. Т.Г. Шевченко на факультет международных отношений и международного права. Квота была – 10 советских студентов и 80 иностранцев. Это был очень престижный факультет, и отбор для нас был очень жестким. Тогда СССР помогал братским странам, в том числе путем обучения их студентов. Я поступал на этот же факультет после школы, но пролетел. У меня была золотая медаль, я хорошо подготовился и думал, что все знаю. Сдал все экзамены, но не прошел. Декан мне затем объяснил, что таких школьников, как я, пруд пруди, а вот с трудовым стажем, или после армии – мало. Да и на десять советских мест также были свои квоты. Для закавказских республик, для среднеазиатских республик, для Молдавии и т.д. Поэтому он говорит – иди поработай, сходи в армию, после придешь – будешь поступать. После Афганистана я поступил с большим запасом прочности, потому что у меня был весь набор – трудовой стаж, армия, участник боевых действий, член КПСС (в Афгане кандидатский стаж был полгода, в отличие от обычного года), государственная награда, ранение. Затем еще стал парторгом курса, что, кстати, и позволило мне защищать Мишу от нападок КГБ. Тогда я сказал, что беру Саакашвили на поруки и он не будет заниматься «антисоветчиной» .

- Но он занимался…

- Было бы смешно, если бы не было так грустно. Случай вспомнился. Был март 1986 года. У меня день рождения. Пришли однокурсники. Миша принес кассету Chris de Burgh. Тогда как раз вышла его песня об американском шпионе в Москве – Moonlight & Vodka. Оказалось, что среди нас был «стукач», который донес об этом своему руководству. На следующий день меня вызвали к декану, вместо которого в его кабинете сидел сотрудник КГБ. Он начал меня расспрашивать, как прошел день рождения, были ли иностранцы, кто о чем говорил и т.п. Говорю: «У меня был день рождения, несмотря на сухой закон, мы все-таки немного выпили, У меня задача была основная – накормить гостей, развлечь, поэтому не помню кто, что… Я, в основном, на кухню бегал туда сюда». Он говорит: «Но кассеты же вы ставили». Я отвечаю, что была куча разных кассет и я просто менял их, не прислушиваясь. Чекист не унимался: «А кто принес кассету Chris de Burgh?». Вот так после меня передергали всех тех, кто был у меня на дне рождения. Вот тогда, благодаря всем своим регалиям, я его и отбил.

- Михаил был против войны, а вы знали ситуацию изнутри. Конфликтов не было?

- В то время дядя Миши работал в США, в представительств е СССР в ООН. Понятно, что у Саакашвили было больше информации, чем у нас в стране, где глушились иностранные радиостанции. Когда я попал в Афган, я свято верил, что оказываю помощь братскому афганскому народу, который строит социализм. И что, если бы мы не вошли в Афганистан, то через пару дней американцы поставили бы там свои крылатые ракеты «Першинг», нацеленные на наши мирные города. Просветление пришло быстро. И что социализм афганцы не строят, живут они в феодализме, и главное для них то, что сказал мулла. Любые внутренние противоречия в стране должны решаться внутри нее, а не путем внешнего вмешательства. Поэтому, когда я вернулся домой, то вся эта пропагандистская дурь у меня уже выветрилась из головы. Однако у меня не было доступа к той информации, которую получал Миша. Он уже тогда прекрасно говорил по-английски, знал французский, изучал испанский. Поэтому мы обменивались информацией. Он рассказывал мне, что слышал и читал, я – что видел и узнал. А затем его забрали в армию. Я же после первого курса уехал в стройотряд, а его чуть позже призвали. Тогда был период, когда студентов забирали в армию. Потом они возвращались и восстанавливались в университете.

- В Афгане вы попадали в разные переделки. Плена боялись?

- Очень. Я видел трупы ребят, которые попадали в плен к духам. В боекомплект входило две гранаты, я же всегда брал четыре. Всегда оставляешь себе одну. Плен в Афгане – это жесть. В памяти до сих пор остались наши ребята, которым моджахеды делали «тюльпан» – подрезали кожу, одевая ее на голову, и оставляли на солнце. Плена боялись однозначно.

- А сами пленных брали?

- Брали, но с ними не общались. В разведроте у нас был таджик–переводчи к, который допрашивал их вместе с командиром. Наша обязанность была всех пленных передавать в афганскую службу безопасности ХАД.

- Среди моджахедов дети и женщины были?

Детей в то время среди духов не было, война тогда не дошла до ожесточения сегодняшних дней. Все–таки тогда СССР оказывал Афганистану огромную помощь. Мы проводили конвои с продовольствием. Практические все дороги, что были в Афгане, включая знаменитый высокогорный туннель Саланг, были построены нами. Плюс школы, фабрики и т.п.

- Местная армия была не боеспособна?

- Солдат забирали в армию насильно, к тому же у моджахедов всегда была возможность влиять на солдат через их родственников, которые оставались дома в кишлаках. У афганской армии боевого духа, как такого, не было. Была еще служба безопасности ХАД – вот те были «идейные».

- Вот у нас последние события в Мукачево, подняли опять тему добровольных военизированных формирований, которые непонятно, чем там занимаются…

- Это чистая «махновщина».

- Москаль говорит: «Увижу человека в балаклаве – на фронт отправлю»…

- Правильно сделает. У нас бойцы добровольческих батальонов тоже делятся на две категории – идейные и все остальные – кто-то ушел, чтобы в тюрьму не сесть, кто–то «бомжевал», кто-то в жизни не устроился. То есть, не самые лучшие представители общества. С ребятами-афганца ми мы шествовали над некоторыми батальонами, и я видел их построения. Когда одна часть строится, а вторая говорит: «Хорош базарить, командир, водка греется»…

- Прямо 1917-й год…

- Данные батальоны, несомненно, сыграли свою революционную роль, когда вооруженные силы были никакие, но в данный военно-политичес кий момент они не нужны. Там бесконтрольность , анархия, махновщина. Не секрет, что они занимаются «отжимом» имущества, контрабандой через линию фронта. Все они должны влиться в состав ВСУ или Нацгвардии.

- А вас в военкомат не звали?

- Я состою на воинском учете, у меня звание подполковник. Если говорить о воинском долге, то я его уже отдал не то, чтобы сполна, а выше крыши. Если говорить о том, послужить ли с моим опытом и знаниями в качестве командира батальона ВСУ, который ведет окопную войну и изнывает от безделья, то это большой вопрос. Я бы использовал свой потенциал на 10%. Даже будучи президентом компании, я его использовал процентов на 60%, потому, что когда компания не развивается, то особого напряжения нет, а я люблю работать динамично и на созидание, а не прозябание. Поэтому если говорить, как я могу лучше послужить Родине, то здесь, в Одессе, я помогу ей в сотни раз больше, чем, если я буду командовать батальоном или даже полком в зоне АТО.

- До назначения на пост вице-губернатора вы возглавляли компанию с российскими инвестициями, а где работали раньше?

- Работать я начал сразу после школы – регулировщиком радиоаппаратуры. После армии и до университета – продолжил. На третьем курсе с однокашниками создали юридический кооператив. Затем, в 1991 году я со своей супругой и еще одним однокурсником создали юридическую фирму «ЛКИ», в которой я был управляющим партнером с 1991 по 2005 годы.

- Специализировались на экономике?

- В основном. Так как моя жена – француженка, а я в 1993 году учился в Италии, то мы, преимущественно, занимались оказанием юридических услуг французским и итальянским фирмам в Украине. Тогда был очень большой поток иностранных инвестиций в новую независимую страну. А юрист–француженк а в Киеве была практически одна, говорила и по–русски, и по–английски. Понятно, что большинство французских фирм, пришедшие в Украину, прошли через наш юридический кабинет. Позже мой университетский товарищ Игорь Литовченко попросил меня помочь в организации компании «Киевстар». На первых порах я занимался юридическим сопровождением его деятельности, пока настолько не углубился в работу, что времени на другие проекты практически не оставалось. Поэтому я перешел в «Киевстар» на должность советника президента. Акционерами тогда были норвежский телекоммуникацио нный оператор «Теленор» и «Альфа-груп» (Фридман, Хан и т.д.). Альфа входила также в состав акционеров «ТНК-ВР», совместного предприятия, в котором половина акций принадлежала «Бритиш Петролиум». Я перешел в украинское подразделение «ТНК-ВР» исполнительным директором, затем стал президентом. Так, после юриста и связиста, я стал нефтяником. Потом «ТНК-ВР Украина» стало «ТНК-Украина», так как британцы продали свою долю «Роснефти», а потом и «РН-Украина», когда «Роснефть» консолидировала «ТНК-ВР» полностью.

- Вы в Одессе часто бывали до назначения?

- Часто. Первый раз я был в Одессе в 1975 году, в пионерском лагере «Молодая Гвардия», на Лузановке. И после приезжал в Одессу, в основном, отдыхать. Затем, когда я работал в «Киевстар», приезжал уже по работе в наш одесский филиал – совещания, заседания, различные мероприятия. Как минимум, два раза в год.

- Как вы считаете, правда ли, что Одесса – сепаратистский регион, который нуждается в умиротворении, поэтому его сделали пилотным для проведения реформ?

- Всем людям нужна стабильная спокойная обстановка, уверенность в завтрашнем дне. Все устали от коррупционеров и бюрократов. С приходом Саакашвили на пост губернатора у них появилась надежда на долгожданные перемены. Что касается тех районов, в которых больше пророссийских настроений – это из серии, если ребенка не воспитывают родители, его воспитывает улица. В украинскую Бессарабию добираться по разрушенной дороге из Одессы долго и мучительно. Там российское ТВ ловит лучше, чем украинское, а товары туда уже поступают больше из Румынии и Молдовы, а не из Украины. Этим районам нужны дороги и внимание. Насколько я знаю, предыдущие губернаторы туда не часто наведывались. А Миша за месяц уже трижды съездил. Поэтому, те усилия, то внимание, которое команда Саакашвили уделяет сейчас заднестровским районам, я думаю, переломит ситуацию, и даже тех, кого можно назвать оппонентами, переведет, по крайней мере, в категорию сомневающихся, колеблющихся, а затем и поддерживающих.

- У вас в Одессе есть какие-то любимые места?

- В студенческие годы я часто отдыхал в пансионатах в Черноморке. Помню, садился на трамвай возле вокзала и ехал туда. На побережье там обрывистые берега, которые мне напоминают Днепр, где я вырос. В Черноморке природа «диковатая», но красивая. Каких–то других любимых мест в городе у меня нет. По крайней мере, пока.

- Я смотрю, вы больше любите активный отдых?

- Да, я всегда отдыхаю активно. Вместе со своей большой семьей. Дети у нас очень динамичны – зимние каникулы проводим на лыжах, летние – в путешествиях. Я уже побывал в 104 странах. Мы детей берем с собой с самого раннего возраста.

- Не тяжело в поездках с детьми?

- Это вызывает у них чувство ответственности и развивает самостоятельность. Тем более, когда их четверо, у них маленький коллектив – им интересно между собой общаться.

- Кто из них кем хочет стать?

- Они все разные. Дочка уже поступила в университет в Париже. У нее тяга к педагогике, она очень любит детей, и хочет заниматься детьми. У моей жены в Киеве ясли-детский сад, и дочка ей там часто помогает. А ребята еще школьники.

- Могли бы вы назвать кредо, которым руководствуетесь в своей жизни?

- Вы знаете, у меня не было времени сидеть часы перед компьютером в поисках фразы, которая определяет мой девиз или кредо. Есть одна фраза, которая используется иногда не по назначению, но мне она подходит. Это девиз десантных войск – «Никто, кроме нас». Не то, чтобы «никто, кроме меня», скорее – почему не я?».

Беседовал Денис Корнышев, Фото Алексей Кравцов, 368.media